На Казанском вокзале стоит обычная, ничем не примечательная, изрядно потрёпанная электричка. Она следует до Черустей, ещё раньше была электричка прямиком до станции Вековка. Теперь на Вековку можно попасть доехав до Черустей и пересев на другую электричку. Если вы никогда не ездили на электричках, которые увозят далеко-далеко из Москвы — не путать со скорыми, то это значит, что вы никогда не погружались в колоритный мир, где некоторые пассажиры ведут себя, как в конюшне — спят с ногами на сиденье, которые предназначены для сидения на них.
Мало кто из читающих слышал про эту станцию, еще меньше из тех, кто слышал, ездил когда-нибудь туда, ибо путь не близкий, а ехать за добрую пару сотен километров желающих без особой надобности не найти. Мы же решили отправиться в дальнюю дорогу, дабы рассказать вам о тех краях. Однако, речь пойдёт сегодня о нравах царящих в электричках, следующих на дальняк.
Говорят, что великий русский писатель Л.Н. Толстой пешком ходил до Москвы, чтобы проникнуться духом деревенской жизни, ибо только погрузившись и растворившись в деталях, можно доподлинно описать быт, нравы и обычаи. Видимо в этом и есть смысл полного погружения в незнакомую доселе реальность, результатом которого стали бессмертные и великие творения.
Когда добросовестно покупаешь билет на электричку и садишься в вагон, то автоматически становишься пассажиром, который хочет за свои деньги получить хоть и не большие, но удобства и комфорт. Однако, так бывает не всегда, несмотря на все усилия тех, кто трудится во благо железнодорожного транспорта. Несмотря на смонтированное и работающее отопление и наличие более-менее сносных сидений, хочется ехать и наслаждаться покоем, лицезрея пейзажи за окном, а не слушать пьяные дебаты мужиков, которые запросто могут начать играть в карты. Сложно понять, зачем в такую рань ехать в таком виде куда-то, поскольку путь неблизкий, а в их неказистых сумках и рюкзаках раздаётся звон стеклотары, очевидно наполненной не минеральной водой.
Сквозь толпу пробираются торговцы носками, пирожками, сантехническими тросами, а так же продающие орешки или мороженное. Иногда заходят бродячие музыканты, одни проникновенно поют свои никому не нужные композиции на уровне дворовой шпаны, другие коряво пытаются изобразить шлягеры самой топовой композицией :
Таганка, все ночи, полные огня,
Таганка, зачем сгубила ты меня?
Таганка, я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант в твоих стенах.
Таганка, я твой бессменный арестант,
Погибли юность и талант в твоих стенах.
При этом, сидящие в вагоне одобрительно вслушивались, особенно высоко оценили сие творчество пара нетрезвых и помятого вида товарищей, которые щедро наградили певца сотенной бумажкой, потом, через минут 30, они дружно практически в унисон храпели.
Когда появились контролёры, часть пассажиров вагона живо встала, но оставила некоторые вещи там, где она только что сидела, взяв с собой личный и самый ценный багаж, с явной неохотой переместилась в тамбур, чтобы на следующей остановке моментально забежать в соседний вагон, а после ухода группы контролёров из вагона вернуться на свои места. Те, кто был с билетами, охранял места «зайцев» и не давал туда сесть вновь зашедшим пассажирам.
Почему собственно так происходит? Бытует мнение, что это некие страдальцы, которые не имея возможно трудоустроиться в родном селе или городке рвутся в столицу и выбирают работу по графику сутки/трое. В одной из прошлых статей нашего портала «Электрички, идущие на дальняк: быт, обычаи и нравы», посвящённой электричкам, наткнулся на интересный комментарий:
В вагонах всегда есть особая категория граждан. У меня впечатление, что эти массы грузных развязных людей около 40 лет — охранники. Они двое суток где-то торчат на шлагбаумах, и у них 2-3 часа в поезде до сдачи бабе в плен. Вот за эти два часа им надо получить от жизни всё. Пьют-свинячат. Не так резко, как прежде, но непременно. Матерятся внятно, чтобы дошло до всех окружающих. На замечания реагируют опасно. Боевой настрой подчёркивает камуфляж.
На этом ставлю жирную точку, так как доехали до Черустей.
