На советской границе поймали негра. Он пытался незаконно её пересечь с мешком бумаги. Причём шёл, не отсюда, как все нормальные люди, а сюда. На допросе нарушитель пояснил, что слышал, дескать, что в СССР за двадцать кило макулатуры дают белую женщину.
Советский анекдот
Сейчас, наверное, этот анекдот поймут не все. В середине семидесятых объяснять его было не надо. Роман второразрядного английского писателя Коллинза «Женщина в белом» был первой ласточкой массового помешательства советских людей, на так называемых «макулатурных» книгах.
Родное государство предложило следующую схему. Население собирает старую бумагу и тащит её на ближайший пункт приёма вторсырья. Там за 20 кило макулатуры дают карточку на приобретение какой-нибудь «дефицитной» книжки. По этой карточке книжка покупается в магазине. С полной оплатой её госцены, конечно. Цена была означена в книжке типографским способом и вытеснена на обратной стороне твёрдого переплёта. И была немалой – рубля четыре. Тогда на эти деньги можно было купить два килограмма говядины. От обычной макулатурная книжка отличалась отдельной страницей, информирующей граждан, что 60 кило сданной старой бумаги позволяют спасти одно дерево. Где растёт то дерево, и не спилили ли его на многотомное издание трудов Л.И.Брежнева под названием «Ленинским курсом», страница не сообщала.
Идиотизм всей этой чехарды заключался в том, что в СССР существовала весьма приличная сеть публичных библиотек – районных, заводских, сельских. Набокова с Булгаковым там, конечно, не выдавали. Но можно было найти практически всю русскую классику и немало переводной литературы по качеству часто превосходящей макулатурное чтиво. Да и макулатурного Дюма при желании там можно было взять на пару недель. Однако не в чтении было дело. Макулатурный хлам предназначался не для чтения, а для того, чтобы украшать им малогабаритные квартиры, отнимая у их обитателей драгоценные квадратные дециметры воздушного пространства. Конечно, с добытых непосильным трудом книг приходилось периодически вытирать пыль, но зато и их можно было показывать тихо завидующим гостям.
Помню морозный вечер 197- полузабытого года, когда помогал матери тащить пачки старых газет и журналов на далёкую Петрозаводскую улицу. Бумагу паковали накануне. Внутрь пачек для веса прятали куски картона, который почему-то не принимался. Везли в промёрзшем троллейбусе далеко, до конечной. Приёмных пунктов, естественно, было мало. Бумажная верёвка резала окоченевшие руки и постоянно рвалась. В пункте приёма вторсырья, естественно, ждал облом. То ли он был закрыт, то ли карточек на заветную «женщину» не было. Я хотел выкинуть оттянувшие руки старые газеты и журналы, но мать не допустила такого кощунства. Понесли назад.
Впрочем, наличие карточек тоже помогало не всегда. Могло не оказаться специальных разноцветных талонов на 5, 10 или 20 кило бумаги, которые в эти карточки полагалось вклеивать. На этом мытарства обладателей карточки не заканчивались. Обклеенный талонами документ права на обладание вожделенной «Белой женщиной» не гарантировал. В книжном магазине данной книжки могло не оказаться. То есть, как правило, чаще всего и не оказывалось. Других, тоже дефицитных, по карточкам, отпечатанным на конкретную книжку, не продавали. И опять начинались какие-то очереди, списки и почтовые открытки, которые очередники заполняли и оставляли в магазине, чтобы получить по почте уведомление, что книги в продажу поступили. Получив карточку надо было приехать в определённый магазин, иногда довольно далеко от дома. Мы, например, ездили с «Речного вокзала» на «Сокол». Иногда для того, чтобы узнать, что весь завоз уже распродан. Продолжение муторного квеста любителей «Белой женщины» смотри в начале данного текста.
Впрочем, были и бенефициары этого безумия. Спекулянты бойко торговали абонементами, талонами и самими макулатурными книжками, которые шли по цене от двух до десяти номиналов. Власти не слишком боролись с этой публикой. Всерьёз охотились только за распространителями самиздата. Не исключено, что с помощью тех же самых книжных спекулянтов. К тому же спекулировать книгами у книжного магазина было относительно безопасно. Всегда можно было сказать, что просто идёт книгообмен. Дескать купил одну дефицитную книжку, а нужна другая. Ну не сажать же человека за стремление приобщиться к творчеству мало известного во Франции беллетриста, но большого друга Советского Союза Мориса Дрюона…
Сейчас я думаю, что настоящей целью всей этой тягомотины было не собрать старую бумагу для переработки, просто чем-то занять людей. Чтобы лишние мысли не лезли в голову.
Например, такие. За кило сданной старой бумаги платили в те годы 2 копейки. Это даже тогда было очень мало. Установив цену копеек в десять, государство получило бы миллионы рьяных сборщиков старых газет, журналов, обрывков обёрточной бумаги и фантиков. Лидировали бы подростки, которые за 10 кило вторсырья имели бы возможность получить советский рубль. А суммы этой в те годы вполне хватало, чтобы пригласить одноклассницу в кино и угостить мороженным. Книжка, даже толстая, тянула не более, чем на полкило. Ценовая составляющая за бумагу, собранную на коммерческой основе составила бы 5 копеек. При том, что люди легко переплачивали за дефицитные книжки червонец, — надбавка смешная.
Недавно спросил у своей восьмидесятилетней мамы, что там такое всё-таки натворила «Белая женщина»? О чём роман? «Не помню», — ответила мать.
Сама «Женщина в белом» валяется где-то в шкафу. Где-то рядом с Дрюоном. Я почти уверен, что страницы этих книг не разрезаны.
